20 февраля, 2013

4-е ГУ МО – ВЗГЛЯД ИЗНУТРИ

Николай КОСИЦЫН

Мое увольнение из армии совпало с принятием решения о преобразовании 4-го ГУ МО в Главное управление вооружения ПВО.

– Очень жаль, двадцатипятилетний срок жизни для Главного управления Министерства обороны – очень малый срок, Главк как раз находился на подъеме, – сожалел генерал Мымрин М.Г., пригласивший меня на заключительную беседу.

К августу 1956 г. 4 ГУ МО уже имело десятилетний опыт разработки и поставки в войска зенитных ракетных комплексов С-75, С-125, модернизации системы С-25, заканчивало разработку системы С-200.

Я попал в опытный, сложившийся коллектив, в незнакомую обстановку решения сложных научно-технических и организационных задач. Не менее сложны были взаимоотношения как внутри главка, так и с Военно-промышленной комиссией, министерствами, конструкторскими и научно-исследовательскими организациями, полигонами и войсками.

Поначалу я был несколько смущен шуткой полковника Лендзиана К.В., высказанной в первый день моего появления в главке. Он сослался на откровение генерала Воробьева М.И (тоже шутливое), что последний в сложности взаимоотношений в 4-м ГУ МО разобрался только через год.

Взаимоотношения были действительно сложными, не всегда четко очерченными, взаимозависимыми. Я не имел опыта работы ни в войсковых штабах, ни в центральном аппарате. Помимо всего прочего, офицеры главка в низовом звене ревниво относились к вопросу сохранения накопленных знаний и оберегали их от других (в том числе по соображениям секретности).

Взамен этого я располагал опытом участия в формировании первого зенитного ракетного полка системы С-25. За мной была десятилетняя эксплуатация С-25 и несение боевого дежурства. Я знал сильные и слабые места системы, нужды войск. Помимо всего прочего, у меня был опыт работы с конструкторскими и спецмонтажными организациями, приобретенный в ходе монтажа и двух модернизаций С-25. Наконец, я обладал свежим взглядом человека, впервые попавшего в центральный аппарат.

В своих воспоминаниях мне хочется поделиться, не претендуя на всеохватность и безусловную непогрешимость, личным опытом и наблюдениями, обрисовывающими общую картину создания новейшего, на грани возможностей науки и производства, вооружения. Причем сделать это независимо от управлений главка, особо не касаясь конкретных образцов, частностей, прибегая к ним лишь при необходимости.

Казалось, задачи главка ясны и понятны. Идет холодная война, американцы без устали разрабатывают средства нападения. Есть прогноз научно-исследовательских организаций о перспективных средствах нападения вероятного противника. Есть требования войск.

Остается разработать тактико-технические требования к конструкторам, проследить за ходом работ, качеством их исполнения, провести заключительные испытания, обеспечить прием на вооружение и контроль за исполнением сроков и качества серийного производства.

Но на пути – возможности научно-технического прогресса, способность и готовность конструкторских организаций решать эти задачи, научная и производственная вооруженность министерств, Военно-промышленная комиссия Совета министров с ее двойственным положением миротворца между задачами Вооруженных сил в лице 4-го ГУ МО и министерствами, не всегда принимающая правоту, обоснованную, главка, военный отдел ЦК, финансирование.

Подготовка проектов постановлений ЦК и СМ опиралась на рекомендации научно-исследовательских работ военных институтов, задаваемых главным управлением. Выводы рождались в мучительных дискуссиях. Они не всегда бывали конкретными и безупречно бесспорными в силу неизведанности предстоящего пути. Подчас выводы выглядели излишне максималистскими, ставившими специалистов главка, принимавшими законченные по его заданиям НИР, перед нелегким выбором.

А выбор требовал глубокой и основательной инженерной подготовки, широкого кругозора, воли, решительности, способности пойти на обоснованный риск. Кроме того, нужна была и простая человеческая смелость, во все времена необходимая военному человеку.

Такими качествами, на мой взгляд (по моим длительным наблюдениям и опыту встреч), обладали генералы Байдуков Г.Ф., Мымрин М.Г. и Селезнев Н.П. С ними мне пришлось прослужить долго. Но такие же качества требовались и во всех звеньях главка, в том числе и от офицеров низового звена.

Через месяц моего назначения в главк меня вызвал начальник первого управления генерал Воробьев М.И. Он озадачил меня вопросом, поначалу показавшимся странным. Смысл его открылся мне не сразу:

– Осмотрелись? Вы тоже считаете, как некоторые, что работа здесь бумажная?

В подборе кадров главк был скован действующим законом: предлагаемый к назначению офицер должен иметь московскую прописку. В иных случаях требовались ходатайства (редкие, исключительные) перед Министерством обороны. По большей части они оканчивались отказом.

Эти правила несколько смягчились к середине 1970-х гг. в отношении офицеров полигонов. В частности, они позволили мне, имеющему загородную прописку, добиться перевода с Балхаша в отдел подполковника Дунаева К.Д. и капитана Московского А.М. (ныне генерала армии).

Ограничение возможностей главка по подбору кадров не могло не повлечь за собой известных утрат в качественном составе главка. Особенно это казалось офицеров, не имеющих фронтового опыта и опыта войсковой службы.

Грамотные, честно и добросовестно исполняющие обязанности по службе, они не до конца проникались требованиями войск, избегали (оберегая личный покой) излагать вслух и отстаивать свое мнение, не уловив предварительно мнения начальников.

А если обстоятельства вынуждали высказаться, то говорили осторожно, оглядываясь, корректируя свое мнение по ходу реплик начальника. Главным в них было весьма заметное стремление избегать малейшего риска.

На это были и объективные причины. В частности, в конце 1940-1950 гг. тот же Селезнев Н.П. отсидел вместе с главкомом ВВС за принятие на вооружение самолета с выявившимися в ходе боевых действий неполадками.

По этим же причинам пострадал и маршал артиллерии Яковлев Н.Д. Он был сурово наказан за неполадки в орудии, принятом на вооружение.

Поэтому в главке присутствовала болезненная осторожность, стремление проверять и перепроверять, до бесконечности затягивая разработки, боязнь поставить визу или подпись.

Красочным примером может служить случай в разгар войны во Вьетнаме.

Ходить за подписью в отдел экспортных поставок в 1965 г. было сущим наказанием. Выручал заместитель начальника отдела решительный полковник Ахтырченко В.Д.

Однако и в первом управлении не всегда удавалось получить подпись.

В тот день в Иркутск вылетал самолет на перехват эшелона, идущего с техникой 4-го ГУ МО во Вьетнам. Эшелон следовало догрузить устройствами только что завершенными испытаниями, в том числе радиовзрывателями.

На офицера первого управления, без подписи которого задерживалась отправка, было жалко смотреть. Он растирал сердце, убегал, возвращался, но так и не мог решиться подписать документ без видимых причин.

Офицеры главка, систематически посещавшие по своей тематике конструкторские организации, хорошо знали их инженерный состав (всех уровней). Они представляли себе возможности этих организаций, но не в полной мере. Дисциплинированные, вышколенные генеральными конструкторами, исполнители никогда до конца не раскрывали свой научно-технический задел, оберегая его для свободного маневра в ходе выполнения ОКР.

Подготовке постановлений всегда предшествовали рабочие встречи по согласованию позиций на уровне инженеров КБ и главка, руководителей КБ и начальников управлений, генеральных конструкторов – с одной стороны и Байдукова Г.Ф. и Мымрина М.Г. – с другой.

В верхнем звене обычно не ограничивались одной–двумя встречами. При необходимости проводились совещания у главкома с приглашением генеральных и главных конструкторов.

Однако разногласия по боевым и тактико-техническим характеристикам, срокам исполнения, кооперации оставались. Конструкторы осторожничали, боясь попасть в капкан неисполнения взятых обязательств.

Подготовленный проект постановления (с учетом перспективных, заданных в разработку американцами и возможных в ближайшем будущем средств воздушного нападения), предложений военных институтов и полигонов, накопленного опыта эксплуатации вооружения, находящегося в войсках, начинал нелегкий путь согласований.

Последние требовали от обеих сторон взаимных уступок и компромиссов, ставивших военную сторону в невыгодное положение: в спину дышал вероятный противник, против которого войска требовали эффективного оружия.

Не до конца согласованный документ поступал для разрешения разногласий в Военно-промышленную комиссию. По моим впечатлениям, больше промышленную, чем военную. Подобные мысли навевали рабочие поездки в отдел ВПК, возглавляемый полковником Детиновым Н.Н. (позже сотрудником военного отдела ЦК).

Если постановление касалось модернизации стоящих на вооружении ЗРК, рабочие поездки начальников отделов, начальников управления, совещания у руководства ВПК с участием начальника главка и главкома приводили за счет уступок, компромиссов и дополнительных обязательств промышленности, к согласию.

Если же дело касалось разработок новейших систем, то, как правило, согласие отодвигалось, перемещаясь в верхние эшелоны власти (в том числе министра обороны и начальника Генерального штаба).

Постановления ЦК и СМ готовились и согласовывались долго. Выйдя в свет, они обязывали 4-е ГУ МО выдать согласованное тактико-техническое задание на разработку в месячный срок. Постановления определяли общий облик системы, основные боевые характеристики, исполнителей, источники финансирования.

Теперь требовались задания в деталях, обрисовывающие системы.

Проекты тактико-технических требований к системам каждой из сторон готовились заблаговременно (в ходе подготовки постановлений).

Теперь наступал мучительный период подготовки согласованного документа, требовавший многочисленных встреч и совещаний как на уровне исполнителей, так и главных, генеральных конструкторов, министров.

Мучило одно – военная сторона требовала свое, опиравшееся на перспективные средства нападения вероятного противника.

Конструкторы, в свою очередь, стремились ослабить нажим.

Впереди лежали автономные, заводские, совместные испытания, а в необходимых случаях – государственные – и контроль за ходом ОКР.

Программа автономных испытаний являлась чисто внутренним делом конструкторов и интересовала главк и полигон лишь в той части, что позволяла накапливать опыт испытателям и исследователям.

Заводская уже интересовала в полной мере. В ходе нее выявлялись недоделки, слабые стороны новшества, заставлявшие конструкторов (при активном участии офицеров главка и полигона) вводить в аппаратуру изменения.

При этом одновременно корректировалась программа испытаний.

В ходе совместных испытаний вводить изменения в аппаратуру не допускалось. Поэтому программа совместных (а тем более, государственных), готовившаяся офицерами главка на основе проектов программ полигона, НИИ-2, конструкторов, согласовывалась тяжело.

Она требовала на своем титульном листе резолюций «Согласовано» и «Утверждаю» как министров промышленности, так и военной стороны в лице главкома, а также многочисленных подписей на последнем листе и бесчисленных визирований.

Главной бедой в ходе заводских и совместных испытаний была различная интерпретация одних и тех же результатов облетов и пусков ракет. Она приводила к многочисленным недоразумениям и спорам, заставляла еще и еще повторять моделирование как в вычислительных центрах полигонов, так и в КБ, сопоставлять и уточнять модели.

Разногласия между полигоном и конструкторами в известной мере были понятны и объяснимы – заинтересованностью разного рода и порядка. К сожалению, не было согласия и среди военных испытателей и исследователей.

Дело доходило до крайностей и взаимных обвинений. Это вынуждало специалистов главка выступать в роли арбитров. Но и они при этом испытывали давление. Несогласных и отстаивавших свое мнение офицеров 4-го ГУ МО подчас обвиняли в некомпетентности.

Красочным примером может служить проведенная начальником Главной инспекции Министерства обороны Маршалом Советского Союза Москаленко К.С. инспекция 10-го Государственного научно-исследовательского полигона (г. Приозерск).

На инспекторском смотре один из руководителей отдела научно-исследовательского управления полигона заявил о недостоверности и ненадежности научно-экспериментального метода определения границ зоны поражения и вероятностей уничтожения целей в различных ее точках, основанного на моделировании и контрольной проверке пусками ракет сходимости результатов в отдельных ее точках, тем более недопустимого для определения нижней границы зоны поражения низколетящих целей.

Это заявление в акте инспекции облекло форму результатов проверки. В таком виде акт и был доложен министру обороны. Это была своего рода бомба, ставившая под сомнение или бросавшая тень на результаты многолетней работы 4-го ГУ МО и конструкторов. Тяжесть случившего усугублялась и тем, что акт ГИ МО фактически не подлежал обсуждению. И в самом деле – кто решится оспаривать выводы столь высокой комиссии?

В 4-м ГУ МО решились. Три дня под руководством Мымрина М.Г. начальник первого комплексного отдела полковник Перовский Б.Н. (ответственный за разработку и совершенствование С-125), а от второго комплексного отдела (ответственного за разработку и совершенствование С-200 и всего семейства С-75) – я, подбирали материалы и обосновывали правомерность научно-экспериментального метода. Мы старались сделать это на примерах сотен пусков ракет и подтвердить принятый метод – как достоверный и наиболее экономичный.

Наше заключение было в виде протеста доложено Министру обороны на необоснованность выводов инспекции.

Мымрин – решительный и собранный генерал, глубоко, не понаслышке знающий и понимающий сущность метода, вхожий на самые верха, чеканя слова, диктовал нам удивительно емкие по содержанию, смелые и не оставляющие сомнений короткие фразы.

Протест был принят министром обороны.

Испытания, в зависимости от сложности вооружения, проходили долго, часто затягивались. Яблоком раздора всякий раз бывали выводы заводских и совместных испытаний. Однако испытания не могли длиться бесконечно, заставляя председателей комиссий, не погрешив истиной, принимать нелегкие решения, требовавшие мужества и решительности. Положение руководителей было сложным: советчиков и сомневающихся, предлагавших продлевать испытания, всегда хватало.

Наконец, наступал период подготовки постановления ЦК и СМ. Теперь уже – о приеме завершенной опытно-конструкторской работы, принятии на вооружение и организации серийного производства, с непременным пунктом выделения средств для денежного поощрения разработчиков. Успешное окончание сложных разработок отмечалось правительственными наградами, в том числе Ленинскими и Государственными премиями за решение неимоверно сложных научных и производственных задач.

Выход в свет постановления завершал цикл ОКР.

Находясь на острие прогресса, новое вооружение рождалось трудно, в мучительных поисках, сомнениях, спорах. В качестве заказчика вооружения для Войск ПВО страны 4-е ГУ МО предназначалось для разработки новых образцов. Оно сполна выполняло свои задачи. Об этом свидетельствовали принятые на вооружение боевые средства.

И, в соответствии с этими задачами, офицеры первого управления предпочитали принимать участие в разработках с первого шага. На первых порах давление войск испытывалось еще в достаточно слабой мере.

Налицо была относительная размеренность работ по рассмотрению аванпроектов и других материалов до начала изготовления опытных образцов, контроль за изготовлением опытных образцов.

Но рядом жили войска с системой С-25, комплексами С-75 и С-125, С-200. Средства нападения вероятного противника на глазах менялись. Их возможности постоянно росли. Это побуждало совершенствовать законченные разработками системы.

Повторюсь, шла холодная война, в шестьдесят пятом обернувшаяся горячей во Вьетнаме, а вскоре и в Египте. Конфликты ставили перед войсками и 4-м ГУ МО спешные задачи, сыпавшиеся, как из рога изобилия. На примере системы С-75 я попытаюсь это показать.

Формально второй отдел первого управления занимался модернизацией системы «Волхов» и разработкой радиодальномера РД-75, существенно расширявшего помехозащищенность комплекса и его возможности в части применения спецракет.

Работы по комплексу продвигались медленно. Появились беспилотные высокоскоростные летательные аппараты с малой эффективной отражающей поверхностью. Они обладали качественно иными характеристиками. Самолетный парк вероятного противника менялся и его возможности постоянно расширялись.

Опыт войны во Вьетнаме требовал модернизации ЗРК С-75, в том числе защиты комплекса от самонаводящихся снарядов. Это вылилось в самостоятельную ОКР. Она вызвала ожесточенные споры как в свою защиту, так и не менее ожесточенные – в неэффективность избранного пути.

Не вдаваясь в подробности, только перечислю работы, спешно проведенные на ЗРК «Волхов»: успешное решение проблемы снижения нижней границы зоны поражения; обеспечение эффективной стрельбы «вдогон»; уменьшение уязвимости средств комплекса за счет рассредоточения; повышение мобильности; обеспечение стрельбы по наземным целям; введение в ЗРК запросчика «свой–чужой», введение в него изменений после падения истребителя с запросчиком на территории Западного Берлина; повторное введение изменений после перелета истребителя в Японию; введение режима, обеспечивающего эффективное поражение автоматических дрейфующих аэростатов; повышение помехозащиты от шумовых помех. И это еще далеко не полный перечень.

Жизнь ставила перед войсками задачи, они – перед главком. Задачи, которые по меткому выражению Воробьева М.И., нужно было решить еще вчера.

Американцы, совершая полеты вдоль наших дальневосточных границ, ежесекундно грозя нарушить их, изматывали войска. Следом поступила команда: исследовать и ввести дежурный режим ЗРК, сокращающий приведение комплекса в готовность к открытию огня.

Живая жизнь войск ставила перед главком животрепещущие задачи, иногда оборачивавшиеся надуманностью. Остановлюсь на двух примерах.

Маршал авиации Савицкий Е.Я., заместитель главкома ПВО, во время посещения Кубы похвалился Фиделю Кастро возможностями «Волхова» по обстрелу наземных целей, в том числе катеров.

Следом последовало решение главкома, маршала авиации Судец В.А., проработать вопрос о проведении полномасштабных испытаний по обстрелу и уничтожению крупно– и среднетоннажных кораблей. Работу возложили на меня, только что зачисленного в штат ГУ.

В результате двухнедельных переговоров Главный штаб ВМФ, сопротивляясь, все же согласился на выделение среднетоннажного корабля. Корыта, как выразился ведущий переговоры капитан первого ранга, при условии возмещения ВМФ плана сдачи стали в металлолом Войсками ПВО (в тоннах, соответствующих списанному кораблю).

При этом моряки-черноморцы не обещали довести корабль на плаву до места испытаний. «И зачем вам все это? – удивлялся капитан первого ранга, – даже мы не стреляем по кораблям, обходимся щитами. Ведь дорого, а каждый корабль по-своему живуч».

Проведение вязких, долгих испытаний становилось реальностью. Обстоятельную справку о проведенных переговорах и перспективах организации работ и испытаний главкому докладывал Байдуков Г.Ф., вернувшийся от Батицкого П.Ф., сменившего Судец В.А. на этом посту. Было принято решение – работ не проводить, так как они не соответствуют задачам Войск ПВО страны.

Или другой пример. ЗРК С-75 («Десна») к началу 1970-х гг. давно отстаивался в арсеналах в качестве резерва. В войсках он был повсеместно заменен комплексом «Волхов», имеющим более высокие боевые и технические характеристики, а также более мощную ракету.

В ЗРВ родилась мысль подтянуть характеристики «Десны» за счет введения в комплекс ракеты «Волхов».

4-е ГУ МО в лице Байдукова Г.Ф. и низового звена считало проведение таких работ нецелесообразным и бесперспективным.

Однако ЗРВ стояло на своем. Генерал Леонов Л.М., главный инженер ЗРВ, сумел заразить своей идеей командующего ЗРВ и главкома. Генерал Байдуков Г.Ф., повторно пытавшийся убедить Батицкого П.Ф. не разворачивать работ, вернулся от него мрачным.

Сердито, по пути в свой кабинет, заглянув к нам, бросил подготовленную нами справку на стол без письменной резолюции главкома: «Готовьте решение ВПК».

Полуторогодовая работа практически окончилась ничем. Ракета усилиями КБ МРТЗ, «Алмаза» и «Факела» вписалась в комплекс, но газоотражатели пусковых установок срывались, грозя покалечить кабины ЗРК и людей. Пуск без газоотражателей оставлял позади пусковой установки глубокую яму, исключавшую повторный пуск.

На замену пусковых установок «Десны» не решились.

Неожиданно возникающие работы, подобно этим двум, а также расширяющиеся задачи «Волхова» на основе войны во Вьетнаме, создавали дополнительные, не всегда легко разрешаемые трудности.

Планирование необходимых для испытаний ракет и мишеней на очередной год проводилось в конце текущего года. Эти данные обобщались офицером полигонного отдела Хлыстовым Н.Н., человеком доброжелательным. Он не считал за труд своевременно напомнить о предоставлении необходимых сведений. Не сердился, когда требовалось внести поправки в уже подготовленную им для представления в Генштаб заявку. Хлыстов помогал отстаивать и обосновывать заявки по каждой ракете при совместных поездках в Генштаб.

Разработка новой техники была немыслима без знания и учета нужд войск, опыта эксплуатации. Надо было учитывать и господствующие на тот момент времени настроения. Это не входило ни в какие официальные документы. Прочувствовать настроения можно только при личном общении.

Это хорошо понимало руководство главка и выходец из Войск ПВО Воробьев М.И. Он старался не пропускать ракетно-стрелковых конференций, не упускал случая отправлять меня на них, несмотря на ссылки на загруженность работой. Проходили подобные мероприятия в НИИ-2, в Костерево, Ашулуке, на полигонах, не говоря уж о Москве.

И все же взаимоотношения с подразделениями управления ЗРВ ПВО были непростыми. Справедливо считалось (и так было на практике), что не следует преждевременно откровенничать о новых задумках, о встретившихся трудностях при выполнении ОКР, предполагаемых путях их разрешения. Словом, вмешательство лиц, не причастных до поры до времени к разработке, мнение которых учтено на стадии подготовки постановлений и технических заданий, может внести сумятицу. Известно – сколько людей, столько и мнений. К тому же, к этому обязывала секретность ОКР. Но следовать скрупулезно этому принципу не получалось.

Офицеры штаба ЗРВ старались чаще бывать в отделах первого управления, чтобы поделиться своими заботами, разведать отношение к ним, но главным образом, узнать о неафишируемых работах.

Если командующий ЗРВ генерал Бондаренко Ф.М. начинал свой обход с начальника главка или его заместителей, то сменивший его Гуринов начинал с комнаты офицеров, занимающихся системой С-75, как наиболее массовой.

Положив фуражку на ближайший сейф, гулко, басовито кашлянув, он обходил офицеров, последовательно здороваясь со всеми, начиная от двери.

Сначала – с подполковником Дунаевым К.Д., занимающимся не только системой С-75, но и разработкой принципов противодействия иностранным техническим разведкам (недавно возникшей заботы, поставленной во главу угла), затем – с подполковником Зольниковым А.М., полковником Лушпаком Н.С., недавно переведенным с полигона капитаном Московским А.М.

Поздоровавшись со мной, бросив простецки-простую какую-нибудь обескураживающую своим незамысловатым содержанием фразу о своих дальнейших намерениях, он отправлялся в путь по бесконечным коридорам главка, от отдела к отделу. Он не доставлял особого беспокойства расспросами.

Труднее было с полковником, а потом генералом Леоновым Л.М., главным инженером ЗРВ. Перед дотошностью его расспросов и демонстрируемой при этом благожелательной доверительности устоять до конца было невозможно.

И тут же невоздержанность на язык работника главка оборачивалась письмом из ЗРВ о необходимости проведения каких-нибудь дополнительных работ, навеянных встречей.

Понять Леонова Л.М. было можно: положение обязывало.

Дополнительным источником недремлющей научной и войсковой мысли были заявки на изобретения и рационализаторские предложения. Заключения на них, предварительно получив по запросу экспертные отзывы от конструкторских и научно-исследовательских организаций, были обязаны давать офицеры главка.

На это терялось уйма времени. В первую очередь, из-за упорства изобретателей, считавших себя, безусловно, правыми. Они не соглашалась ни с какими экспертными оценками, несмотря на очевидную несостоятельность своих детищ.

Приведу курьезный пример.

Беспилотные средства вероятного противника стали совершать полеты на предельно малых высотах. Порой они были ниже нижней границы зоны поражения даже маловысотного ЗРК С-125.

Изобретатель отреагировал: вдоль границ страны, на возможных направлениях полета беспилотных средств, вырыть траншеи, набить их мусором и песком, установить датчики звукового давления, обеспечивающие подрыв: воздухозаборники захлебнутся…

Возможность беспрепятственного полета беспилотных средств беспокоила ЗРВ, главкома, Генштаб. Под их давлением по таким целям рассматривался вопрос целесообразности и возможности использования спецракет. Однако высказывались сомнения по их использованию в реальных условиях далеко не пустынной страны. 4 ГУ МО успешно провело ОКР по доработке «Волхова» и ракеты.

Тем не менее, постановление о принятии на вооружение забуксовало: ЗРВ, Главный штаб ПВО и Генштаб споткнулись на инструкции по боевому применению. Проект инструкции недопустимое число раз возвращался Генштабом в Главный штаб. Отчаявшиеся офицеры низового звена, не зная, как решить главный вопрос, стали цепляться за запятые в проекте постановления.

Трудной, практически неразрешимой проблемой была проверка ЗРК на помехозащищенность в обстановке максимально приближенной к боевой. Не было аппаратуры постановки помех с необходимыми тактико-техническими характеристиками.

Ведь аппаратура постановки помех разрабатывалась по заказам другого главного управления МО в интересах подавления боевых средств вероятного противника. Последние отличались от наших ЗРК как методами защиты, так и частотными диапазонами.

Перечисляя работы, проводившиеся по системе С-75, я старался избегать упоминаний о «Двине», принимавшей участие в войне во Вьетнаме.

С января 1965 г. львиная доля времени сотрудников отдела и конструкторских бюро (в части системы С-75) уходила на совершенствование ЗРК.

На основе анализа поступающих из Вьетнама сведений о применении ЗРК первое управление осуществляло привлечение конструкторских организаций, полигонов, НИИ-2, подготовку проектов решений ВПК, постановлений, контроль за изготовлением опытных образцов, организацию испытаний на полигоне в Капустином Яре, подготовку решений по результатам испытаний.

При этом учитывались предложения седьмого управления по изготовлению аппаратуры для различных климатических условий расширявшихся экспортных поставок в разные страны. Помимо этого, седьмое «вело» заказ, комплектование деталей, устройств и материалов для доработки ЗРК на местах.

Внедрение доработок во вновь изготавливаемые ЗРК «Двина», контроль за стыковкой и контрольными пусками ракет также осуществлялось седьмым управлением (при необходимости привлекалось первое).

Работа велась спешно, боевые действия не давали застаиваться. Лаборатории КБ МРТЗ, основной исполнитель работ, стонали под грузом свалившихся задач. Главный инженер КБ в меру сил отбивался от новых работ.

Однако главк нашел твердую поддержку в лице начальника КБ Парамонова Г.Т. И хотя вскоре он ушел с должности, фундамент, заложенный им, продолжал служить.

Парамонов просил одного: раз КБ и заводу приходится работать в режиме военного времени, то и военное представительство должно функционировать в том же ритме. Также он просил послабления контроля, уступок на стадии изготовления опытных образцов (временных, до начала серийного изготовления).

Однако угрюмого, неуступчивого, твердого характером руководителя военного представительства полковника Медведева просить было бесполезно и даже опасно, не рискуя быть обвиненным в попустительстве.

У руководителя группы военпредов, занимающихся опытными разработками, майора Кравцова Н.Г., дергались веки: «Он давит с одной стороны, вы с другой». Возразить Медведеву было нечем, по существу он был прав. Но война не терпит потери времени.

К счастью, вскоре на должность руководителя этого представительства был назначен новый офицер – человек твердый, но способный считаться с обстоятельствами, не допуская послаблений и контроля за качеством.

К середине 1970-х гг. «Волхов» сполна вобрал в себя опыт боевых действий во Вьетнаме. Однако становилось ясно, что все возможное, связанное с телеуправлением ракет, в нем уже выжато. С-300, предназначенный для его замены, запаздывал.

Возникла мысль, вскоре овладевшая умами многих: ввести в комплекс С-75 режим самонаведения. Этому сопутствовали обстоятельства: головка наведения у разработчиков была, и при небольших доработках легко вписывалась в ракету. Навскидку работа могла быть выполнена быстро и недорогой ценой.

Предложение получило поддержку ЗРВ, заждавшихся С-300. Войскам нужно было оружие здесь и сейчас. При реализации самонаведения «Волхов» манил боевыми и техническими характеристиками: два способа наведения ракет, теле- и самонаведение, возможность наведения ракет в сокращенной зоне поражения в режиме радиомолчания целевого канала за счет обнаружения и сопровождения целей телевизионным каналом, способность поражать малоразмерные высокоскоростные цели, наличие отвлекающих самонаводящихся на станцию наведения снарядов устройств, и дальномер, обладающий высокой степенью помехозащищенности (ведущий Зольников А. М.).

Поддержка войсками офицеров главка, занимающимися системой С-75, была понятна.

Труднее было положение генерала Воробьева М.И. и начальника главка генерала Юрасова Е.С. Они отвечали и за С-75, и за С-300. Думается, что без разрешения Бункина Б.В., Шумилов Ф.М., «Алмаз», КБ МРТЗ не решились бы на отстаивание введения нового режима в «Волхов».

Впрочем, это только догадки. Видимо, сам Бункин Б.В., как и Воробьев М.И., горячо поддерживавший предложение, не то, чтобы усомнились в перспективах скорого поступления С-300 на вооружение, но все же дрогнули, решили подстраховаться.

Предстоял тяжелый выбор: как ни оценивай, а новая доработка С-75 бросала невольную тень на С-300 и уж, во всяком случае, могла сказаться на темпах ее создания.

На совещании 23.07.1977 г. у Юрасова Е.С. присутствовали командующий ЗРВ Гуринов И.М., главный инженер ЗРВ Замятин Г.А., первый заместитель начальника главка Леонов Л.М., Воробьев М.И.

Все в один голос были за введение самонаведения в «Волхов», как быстрое, относительно нетрудоемкое и дешевое, подстраховывающее от случайностей.

– Я не против С-300, – заявил Леонов Л.М. в нелегкой роли заместителя, выступившего против мнения своего непосредственного начальника. – Я «за», я за то, чтобы она успешно шла, но явно наметилось отставание ее от установленных сроков, большое отставание, и следовало бы нам подстраховаться.

Стараясь переубедить Юрасова Г.С., настроенного против разработки, некоторые выступили по два, а то и по три раза, не считая реплик по ходу споров.

Потеряв терпение, Юрасов Г.С. осуждающе бросил: «Вы все против меня» и объявил, что не будет рекомендовать главкому втягиваться в новую разработку.

Через неделю, 30.07.1977 г. у главкома продолжилось обсуждение. Гуринов отмолчался, предоставив возможность выступить от войск Замятину Г.А. Бункин Б.В., понимая свое двойственное положение, во время длительного совещания молчал, положившись на Фридмана Я.Л.

Ярым противником нововведения оказался Грушин П.Д., выступивший несколько раз с обоснованием и уточнением своей позиции.

Горшков Л.И. всецело поддержал Грушина П.Д.

Обсуждение было долгим: прикидывали риски для войск, обосновывали «зеленую улицу» для С-300.

Поначалу колебавшийся Батицкий П.Ф. объявил свое решение: от самонаведения для «Волхова» отказаться, все силы сосредоточить на ускорении разработки С-300.

Оглядываясь назад, это решение главкома и начальника 4 ГУ МО в конечном счете оправдалось. Предстоявшее десятилетие стране удалось прожить в мире до затянувшегося появления С-300 на вооружении. Тем не менее, это было крайне рискованно.

В самом начале второй половины 1970-х гг. все чаще стали раздаваться голоса о необходимости уничтожения воздушных целей на дальних рубежах. Они звучали на совещаниях, конференциях, в отчетах научно-исследовательских работ.

Появились мыслимые и немыслимые предложения, в том числе выброса над международными водами, в случае военного конфликта, специальных контейнеров на парашютах, начиненных самонаводящимися снарядами. Изучение предложений, обобщение их выпало второму отделу первого управления, который к этому времени пришлось возглавить мне.

Началась черновая прикидка в конструкторских организациях, НИИ; появились противники, сторонники. К концу 1970-х гг. идея обрела очертания ЗРК «Дальней руки», получившей наименование системы С-400. На сопровождение ее в качестве представителя заказывающей стороны я поставил капитана Московского А.М. Система начала первые творческие шаги в надежде в конце обернуться мощным оружием.

Тем временем уходили опытные кадры, которым я мог безраздельно доверять. Большинство документов (кроме основополагающих), исполняемых этими офицерами, я свободно, не опасаясь ошибок, подписывал, лишь бегло пробежав глазами. Теперь приходилось вникать в каждую строчку.

Кадровый вопрос дошел и до меня.

Вернусь к началу текста, беседе с генералом Мымриным.

– Процесс обновления кадров неизбежен, естественен, но постепенный, продуманный, а не по длинному списку, присланному Колдуновым, – заявил я Мымрину.

– Главкомом, – поправил Мымрин, – одномоментно предназначенному к немедленному исполнению, как это было полгода назад. И все же это неизбежно, а вот превращение Главного управления Министерства обороны в ГУВ ПВО печально. Это неизбежно приведет к ограничению возможностей и свободы действий.

Генерал встал, тем самым обозначив завершение аудиенции.